читать дальше"Царь" - это по-настоящему хороший фильм. Не относительно кого-нибудь. Я человек темный, об Эйзенштейне с Тарковским никогда не слышала, так что говорю, как запомнилось.
Это, во-первых, проблема "absolute power corrupting absolutely" (абсолютная власть развращает абсолютно). Психологический вес самодержавной власти раздавит (почти) любого, а Иван уже и в начале фильма явно психически нездоровый человек. И болезнь - грех - беда его только усугубляется. И мне до слез, до истерики жалко то живое, что еще остается в глубине его души.
Философский вопрос о неизбежном моральном релятивизме любой власти только намечается, но не имеет возможности развернуться в полную силу.
Капитан Кирк - идеальный командир - и то сгибается под весом своей ответственности (см. поразительную Istannor), а единоличная почти божественная власть в окружении льстецов - это кошмар. Много и других вопросов обходится "по касательной", и думать есть о чем - очень о многом. Это "кусок жизни", каждый в нем видит свое "отражение", находит, что касается его сердца. И многие находят, пусть и разное.
Помимо ужаса власти, это фильм о любви. Я знаю, слэш меня чудовищно испортил, но смотреть на настоящие отношения теперь всегда душа радуется. Слэша там, конечно, нет и не обязательно - если о "физике". Но вот духовная связь между двумя героями - всё, всё о ней. Царь Иван и его друг детства Филипп, призванный из монастыря и положенный в сан митрополита. Хочется опереться, хочется кому-то верить, как себе, хочется слышать правду. И все же неизбежен неизбывный трагизм финала, что эта связь, эта последняя остающаяся человечность - недостаточна для того, чтобы вытащить царя из омута. Все нити рвутся, и добро гибнет, и зло торжествует.
Филипп, конечно, да, условно-идеальный человек, но не мешает ему это быть живым. И он поэтому должен, обязан, не может не попытаться помочь царю - но его неудача, скорее всего, неизбежна. А Ивана мне жалко до слез.
Дальше могу восхищаться отдельными сценами (они бесподобно сильны), но сюжет вечен, как жизнь и смерть, и очень прост.
Символизма и мистики и суеверий много, но ни разу не через край. И Янковский играет так естественно, так близко и просто, а Мамонов - такой сумасшедший и исковерканный. И через далекое - Русь 16-го века - они говорят нам о близком и понятном. Может быть, кое-где заметно "переключение режимов речи", но совершенно простительно.
Они ведут спор о власти. И Филипп слушает, спорит, и искушается, и отвергает искушение, и проигрывает царя. А Иван мне показался гораздо более цельным человеком, чем говорят обычно: днем грешил, ночью каялся. Во многом он таким видел свой долг перед Богом и страной и не мог разрешить ни врожденных власти, ни созданных им противоречий (в силу уже глубокой паранойи и прочих психич.расстройств и общей развращенности).
А как он в конце все-таки едет каяться перед Филиппом. Зная, что не может надеяться на прощение. Зная, что предаст, как Иуда. Он молится не святому, не мученику, не священнику - он хочет увидеть человека, с которым когда-то его связывало что-то хорошее - последнее чистое и хорошее в его жизни. А Филипп и не может, и не должен прощать его как человек - только как христианин. И этого так ужасно недостаточно. И никак не может быть по-другому. Это трагедия.
До того, как все это написать, даже ни одной сцены не пересмотрела. Только зацепила глазом одну фразу, с которой совершенно согласна:
"Это не исторический фильм. Это не проповедь. И тем более, это не аллюзия на современность.
Это картина, которая оправдает кинематограф нулевых. Картина вне времени."
Я просто вижу и заранее принимаю, что они страстно верят в некоторые очень далекие и непонятные мне вещи. И начинаю искать точки пересечения - которых оказывается много.
Дьявол с Богом борется, и место битвы - сердце человеческое.
Дальше - кучи интересных цитат, отовсюду понемножку, в попытках разобраться в образах героев.
Павел Лунгин (отсюда):
Конечно, это вопрос о власти и Боге. Это вечная проблема: кесарю кесарево, Богу Богово. Власть трудно соединяется с христианской мифологией и идеологией. Изначальное противоречие есть в любом государстве, которое соприкасается с душой верующего человека. Грозный — идеальный защитник власти, он в этом смысле язычник, еретик, поклоняющийся богу власти. Там есть фраза, которую я взял из его писания: «Да, как человек я грешен, но как царь — праведен». А позиция Филиппа в том, что царь ты или не царь, но если ты человек, то ты или праведен, или грешен, здесь нет двойного счета. Кстати, так получилось, что сегодня я был в Кремле, как член Общественной палаты, и сидел за одним столом с Патриархом. Мы с ним много говорили о противоречии власти и веры, он его хорошо понимает, он говорит, что европейцы закладывают христианское понятие добра и зла в законы. Они в законы закладывают компромисс между государством и личностью. Он верит в этот способ. А вообще, это то противоречие, с которым мы живем, так же как противоречие между богатством и бедностью. Разрешая эти противоречия, этот парадокс вечный, общество развивается. Я думаю, что не надо этого бояться, надо просто осознавать.
Я считаю, что момент в истории Грозного, когда он был вынужден убить митрополита, чтобы самому стать богом на земле, является ключевым и центральным в его восхождении к абсолютной власти.
Этот фильм житийный, он сделан в основном по житиям святых. Грозный говорит цитатами из Грозного, а Филипп цитатами из Филиппа. Довольно мало было придумано диалогов. Даже их споры мы брали из посланий Грозного Курбскому, из покаяний Грозного и так далее. Мне в этом фильме хотелось отойти от привычной серости, что нет добра и зла, что все более серое или менее серое, я хотел вернуться в мир, где есть черное и белое. На концепт русской власти Грозный наложил некоторую матрицу обидчивого, подозрительного, требующего любви и поклонения, недоверчивого безумия. Какие сложности нужны, чтобы оценить, что потоки людской крови, которые он проливал, — это более сложно, чем нам кажется, чтобы усложнить, может, надо оправдывать зло? Я не знаю, мне не хотелось. Мне показалось, что простой, ясный житийный подход будет более мифологичен. Это же, по сути, попытка создания мифа.
Параллелей с XXI веком, наверное, почти нет, есть параллели с XX веком. Они, в общем-то, очевидны. С XXI веком объединяет то, что Россия по-прежнему не имеет исторического сознания. Она осмысляет себя через мифы. Один из самых сильнейших русских мифов, что России нужна крепкая, злая, жестокая власть, что без нее она жить не может. Этот тот миф, который все время возносит и Сталина, и Грозного, и Петра Первого в лучшие цари, будто Россия не могла бы без них выжить. Миф разрушить невозможно, но я хотел бы внедрить в него миф о митрополите Филиппе, потому что Грозные не одиноки и Сталины не одиноки. Вот была пара — Грозный и Филипп, и вместе они составляют Россию. Иначе она давно погибла бы.
Ребята-воеводы, которые верят, что должны оговорить себя ради царя - это еще на один уровень вверх после антиутопий, Оруэлла и прочих. И племяник Филиппа, который на него лгать отказывается - какой героический странный непонятный поступок.
Пётр Мамонов: «…главное, хотел, чтобы его больше всех любили. Он ведь войско целое создал, специальное, чтобы его любили. Он даже так хотел, чтобы его любили, что иногда сам Бога забывал любить».
Консультантом на съемках был профессор ПСТГУ Александр Дворкин:
Показан духовный рост святителя, его восхождение на все более высокие ступени святости. Вначале он колеблется, не знает, как поступить. Надо остановить зверства, но допустимо ли противоречить царю? Человек своего времени, митрополит верит в необходимость и спасительность монархии, ее божественное устроение. Но постепенно он решает, что не имеет права молчать, хотя понимает, что, обличая царя, обрекает себя на мученическую кончину. Раз не может уберечь свою паству, которую казнят, то должен разделить ее судьбу, вместе с ней взойти на Голгофу. Очень интересно следить за его ростом, осознанием себя, своего долга.
– Почему же митрополит Макарий еще мог повлиять на него, а митрополит Филипп — уже нет? Когда произошел переломный момент, после которого архиерей перестал быть для Ивана Грозного авторитетом?
– Такого момента назвать нельзя. В конце жизни митрополит Макарий утратил влияние на царя и отошел от дел. Иван Грозный был впечатлительным человеком. Когда в его ранней юности произошли бунты, пожары, волнения, он воспринял их как кару за свои беззакония, тогда и начало сказываться доброе влияние митрополита Макария. Но даже тогда оно было относительным. Еще во время первого брака с Анастасией… Он всегда говорил, что она — единственная, кого он любил, и, не отрави ее бояре, все сложилось бы иначе (опять же версия об отравлении была создана им самим позже, чтобы стать оправданием его зверств). На самом же деле и при Анастасии его личная жизнь была далеко не безупречной, за что его упрекал митрополит Макарий. Даже тогда никто не мог его удержать в каких-то рамках. Человек своевольный, он, в конце концов, стал тяготиться опекой митрополита и возненавидел его.
Единственным, кто открыто выступил против опричнины и бессмысленной жестокости, был митрополит Филипп — игумен Федор Колычев. Судьба его печальна: он был низложен из митрополитов, а потом по приказанию царя убит Малютой Скуратовым. Лунгин считает, что этот исторический конфликт совершенно уникален. «Своим поступком он принес себя в жертву. Он прекрасно знал царя, они были достаточно близки. Совершенно шекспировская история — они хорошо знали друг друга и как бы даже дружили, хотя Колычев был старше. И он, конечно же, прекрасно понимал, что это значит — в Успенском соборе Кремля, прилюдно, при огромном скоплении людей сказать царю, что нет в России правды, что нельзя казнить без вины. Он сказал ему великую фразу: "Всему миру доказал ты, что ад мы несем в себе"».
О книжке, по которой фильм, здесь. Она другая:
Но мы попадаем под влияние кинообраза и уже не обращаем на это внимание.
А это очень важный момент. Иванов показал митрополита простым мужиком, который с детства был рядом с царем и прикрывал его. Он не собирался вставать во главе православной церкви, но не мог отказать царствующему другу детства. Однако, обостренное чувство справедливости, годы проведенные в отдаленном монастыре, восприятие жизни из того, детского мира, где он еще дружил с «другим» Иоанном не дают ему возможность поверить, что все стало совсем другим. (И нам совершенно не важно, что реальный митрополит Иоанну в отцы годился). Он пытается жить также, как раньше. Но это уже невозможно. И тогда он восстает против царя.
...А оказалось, этот царь Иван и есть лермонтовский Демон. И он соблазнил меня его пожалеть. Боже.
Николай Кофырин, как оказалось, не совсем сумасшедший. Говорит много разных хороших вещей.
"Иван Грозный, приглашает Филиппа Колычева стать митрополитом Руси, потому что предыдущий митрополит, не выдержав зверств опричнины, ушёл в монастырь. Митрополит приезжает в текущую кровью казнённых Москву, пытаясь спасти не души — людей от гибели. Филипп Колычев в исполнении Янковского религиозно менее фанатичен, чем Иван Грозный, в фильме он борется за своих родных и безвинно убиваемых, но больше словами и делами, а не молитвами. Митрополит укрывает у себя во дворе опальных воевод, которых после пыток и признания в измене, сам же будет судить. Он оспаривает власть царя в Храме, перед народом, совершая самый страшный грех — покушение на власть. Избитый на глазах у прихожан и заточенный в оковы митрополит не молится за спасение Руси или душ опричников, а только за самого себя, но именно на него снисходит благодать Божия."
It was strange to see him [tsar Ivan] happy, but he was very happy composing church music. They had a scene of him in bliss, with this strange smile on his face that looked almost like 'should I be enjoying this? or not?' He was always not sure what to feel or do... but he was playing the bells.
Что касается фанфиков - есть люди, мыслящие схожим образом :) О Боги, я ведь знаю, о чем там надо писать, и думаю, о чем не знаю - но писать-то я не могу, не умею. Напишите кто-нибудь, пожалуйста.