Буду рада как любым замечаниям / помощи в переводе, так и обсуждению затронутых здесь тем. Итак, анализ канона: Холмс и Уотсон: поздние годы
Холмс и Уотсон: поздние годы
Легко забыть, что из четырех с половиной десятилетий их дружбы/отношений/чего угодно, о которых мы располагаем какими-либо сведениями (я считаю до 1927 года, т.к. до этого времени Уотсон продолжал публиковаться и включал в текст небольшие упоминания о настоящем), около 95% рассказов относятся к первым двадцати с лишним годам, и только оставшиеся 5% – к последним двадцати с чем-то. И я называю эти числа не потому, что они красиво звучат; 3 дела из 60 = 5%. На самом деле, мы знаем почти столько же о жизни Холмса до того, как он встретил Уотсона – из двух историй – сколько обо всей второй половине их совместной жизни. И как бы мне ни хотелось относиться к этому с оптимизмом, и считать, что жизнь у них была - солнце, розы и пчеловодство прямо сразу после 1903-го, я решила, что пришло время проверить, что же конкретно мы знаем и чего не знаем о пенсионных годах. Так что я бросилась с головой в исследования и в результате составила следующую предварительную хронологию отношений Холмса и Уотсона, начиная с 1903 года.
1903: По-видимому, BLAN [«Человек с белым лицом»] (*) происходит в январе (я несколько сомневаюсь в этом, но раз уж Холмс утверждает так в тексте, пока опустим это). Уотсона на Бейкер-стрит в это время нет, и не было какое-то время; Уотсон живет «в своей собственной квартире на улице Королевы Анны» (**) к 3 сентября 1902-го согласно ILLU [«Знатный клиент»]. Холмс говорит в BLAN, что Уотсон «в то время покинул меня ради жены», хотя, опять же, есть причины сомневаться в этом («покинул меня ради жены» [deserted me for a wife], к примеру, не обязательно означает «снова женился»), и не последняя из них – в том, что Уотсон не упоминает жену в вышеприведенной цитате из ILLU. В любом случае, «в то время» должно указывать, что Холмс больше не был «покинут» в 1926-м, когда был опубликован BLAN, и эта гипотеза подтверждается другими фактами, о которых ниже. Также стоит отметить, что во время BLAN Холмс всячески старается найти себе спутника на замену – и, опять же, берет с собой доктора, некоего сэра Джеймса Саундерса; это может указывать, что Холмс уже чувствует отсутствие своего Уотсона. Но все же, помимо самого факта, что Уотсона нет рядом, в BLAN не видно никаких намеков, что Холмс и Уотсон перестали быть лучшими друзьями в начале 1903-го.
[Примечания переводчика:
* Я сохранила четырехбуквенные английские аббревиатуры для обозначения рассказов (насколько понимаю, это общепризнанная и удобная система), но везде постаралась привести один из вариантов перевода названия.
** Перевод цитат из Конан-Дойля в некоторых случаях мой, в других - взят с сайта lib.ru; хочу воспользоваться случаем и порекомендовать читать канон исключительно по-английски: переводы часто неаккуратны и теряют смысл и/или тон оригинала, не говоря уже о тонкостях вроде игры слов.]
Баринг-Гоулд датирует 3GAB [«Происшествие на вилле «Три конька»] маем месяцем, но 3GAB – один из весьма спорных рассказов, и Клингер [Лесли С. Клингер, «Новый аннотированный ШХ», 2004] ставит его раньше. В любом случае, Уотсон, по-видимому, не живет на Бейкер-стрит во время этого дела, что подтверждает датировку 1903-м годом. В начале рассказа Уотсон «несколько дней не виделся с Холмсом», и когда он приходит, детектив заботливо усаживает его в кресло. Холмс просит (а не предполагает заранее) об участии Уотсона в расследовании: «А сейчас, если у вас найдется свободное время, Уотсон, мы отправимся в путь»; а Холмс очень редко это делает в годы после Возвращения (а чаще всего – после женитьбы на Мэри Морстэн, как в начале BOSC [«Тайна Боскомской долины»] в 1889-м), так что здесь очко в пользу существования жены в тот момент. Когда они добираются до названной виллы, Холмс начинает превозносить Дугласа Мэйберли («Удивительная личность!») в такой манере, какую я могу объяснить только попыткой заставить Уотсона ревновать. (Может быть, там и вправду что-то было; Холмс считает необходимым уточнить, спрашивая миссис Мэйберли: «Несчастная любовь… Женщина?», - у меня от этого сразу появляются разные мысли; очень похоже на восклицание Уотсона: «Нет, конечно, мужской!» - по отношению к почерку письма Перси Фелпса, о котором Уотсон уже знает, что оно продиктовано Фелпсом кому-то, из NAVA [«Морской договор»]). Потом идут следующие любопытные фразы: «На протяжении того дня мне больше не довелось увидеть Холмса», а дальше «Рано утром я нашел своего друга в его комнате». а) Уотсон, если вы не видели его днем, видели ли вы его ночью? («на протяжении [того] дня» [during the day] вместо «в тот день», как мне кажется, предполагает утвердительный ответ) б) если Уотсон был на Бейкер-стрит на следующий день рано утром, это потому, что он ночевал там? и в) почему они разговаривают в комнате Холмса, а не в гостиной? Лично мне, конечно, все ответы представляются самоочевидными, но я готова выслушать другие толкования. На следующий день Холмс также чувствует себя достаточно уверенно, чтобы отбросить преувеличенную вежливость и вернуться к прежней властной манере: «Уотсон, подойдите сюда, к окну». Таким образом, здесь мы видим дело, которое начинается отсутствием Уотсона и чрезмерной суетой Холмса, а кончается возвращением к прежнему взаимопониманию – опять же, очень похоже на некоторые дела из морстэнских времен. Если между ними уже начинаются трения, то все еще не так плохо и легко улаживается.
И Баринг-Гоулд, и Клингер оба датируют «ясный летний вечер» в MAZA [«Камень Мазарини»] 1903 годом, и я не вижу причин спорить. Во время MAZA Уотсон, очевидно, не живет на Бейкер-стрит (упоминается его процветающая мед. практика, но не предполагаемая жена), и, на самом деле, все выглядит так, словно он уже довольно давно не бывал там; однако рассказ начинается со слов: «Доктору Уотсону было приятно снова очутиться на Бейкер-стрит, в неприбранной комнате на втором этаже», - так что разлука не выглядит горькой. Конечно, насколько мы можем доверять неизвестному автору MAZA – это другой вопрос, так что все здесь надо делить на десять (я думаю, ни один другой рассказ так широко не оспаривается, и многие хотели бы вообще выбросить его из канона). В начале повествования Холмс находится не в лучшем состоянии. Слуга Билли сообщает, что «он бледнеет и худеет с каждым днем и ничего не ест», - я бы сказала, чахнет от тоски. Когда Холмс появляется на сцене, он отсылает Билли и заводит достаточно странный разговор с Уотсоном. Холмс никак не может выбрать тон: «Спиртные напитки позволены?» - звучит довольно резко, а «Дайте снова на вас посмотреть в вашем старом кресле», - почти нежно. Холмс упоминает, что ему угрожает значительная опасность (убийство) и что он морит себя голодом, но ни то, ни другое не вызывает сильной реакции у человека, который обычно спешит нервничать и волноваться по поводу его благополучия. Затем он произносит одну из своих речей на тему «тело ничего для меня не значит» и опять терпит неудачу. Вскоре после этого, однако, нам сообщают, что «честное лицо Уотсона нервно подергивалось», и, когда появляется граф Сильвиус, мы слышим диалог, очень похожий на «Вы со мной не пойдете» - «В таком случае и вы не пойдете» из CHAS [«Конец Чарльза Огастеса Милвертона»]:
У: В таком случае, я останусь с вами.
Х: Ваше присутствие может очень помешать.
У: Ему?
Х: Нет, мой дорогой, мне.
У: И все-таки я не могу оставить вас одного.
В отличие от CHAS, Холмс побеждает в этом споре, но только потому, что Уотсон чувствует, что его отсылают по важной причине. После интермедии с драгоценным камнем, восковой фигурой и граммофоном расследование заканчивается, Уотсон «остается», Холмс в очередной раз устраивает представление, подкладывая бриллиант в карман лорду Кантлмиру, и они ужинают вдвоем. Отношения между Холмсом и Уотсоном в этом деле развиваются очень похожим образом на 3GAB: неловкость в начале, но конец на дружеской ноте.
Последнее расследование до ухода на покой, CREE [«Человек на четвереньках»], начинается так: «Как-то воскресным вечером, в начале сентября 1903 года», и завязывается классической телеграммой: «Сейчас же приходите, если можете. Если не можете, приходите все равно». Хотя Уотсон по-прежнему живет не на Бейкер-стрит во время CREE (он описывает квартиру как «дом, который когда-то был и моим»), он не выказывает никаких признаков, что женат, и некоторые детали даже указывают на противоположное. Однако в словах Уотсона в завязке рассказа чувствуется какая-то усталая горечь: он называет себя одной из «привычек» Холмса, «раздражающим» его «неторопливостью и обстоятельностью моего мышления». Холмс, кажется, понимает, что чаша терпения Уотсона почти переполнилась, и пытается применить свое обаяние: улыбается ему, извиняется за «некоторую рассеянность», а при появлении мистера Беннета жалеет, поскольку «рассчитывал потолковать с вами [Уотсоном] подольше, до того как он [Беннет] придет». Такой же тон сохраняется на протяжение беннетовского визита: Холмс интересуется врачебным мнением Уотсона и откликается на него: «Превосходно, Уотсон!». Он принимает как само собой разумеющееся, что Уотсон поедет с ним в другой город, а Уотсон, упоминая, что не так-то легко выбраться из Лондона, говорит о своей «весьма порядочной» практике - и ни словечка о жене. Чудесное настроение Холмс сохраняет и в «Кэмфорде»: «Браво, Уотсон!» - там и настроение Уотсона, кажется, улучшается. Во время их возвращения снова упоминается практика Уотсона и снова не упоминается его жена, они снова расстаются, и до конца рассказа разговаривают с теплотой. Холмс считает, что теряет хватку и что ему «положительно настало время удалиться на маленькую ферму, о которой я давно мечтаю». И впрямь, он почти сразу это и делает: Баринг-Гоулд датирует окончание CREE 22-м сентября, а EMPT [«Пустой дом»], который, предположительно, Холмс просил Уотсона не публиковать до его «отставки», вышел в “Collier’s Weekly” 26-го сентября и в «Стрэнде» в октябре. (Уотсон говорит в EMPT, что Холмс дал ему разрешение на публикацию «третьего числа прошлого месяца», что означает либо 3 августа, либо 3 сентября… но мы сейчас закроем на это глаза. Может быть, он предчувствовал окончание своей карьеры, и, будучи Холмсом, предчувствовал с большой точностью. Или Уотсон где-то воспользовался авторским правом.)
Ну и откуда этот уход на покой, и почему именно тогда? Очевидно, когда-нибудь Холмсу пришлось бы отойти от дел, но если верна дата его рождения по Баринг-Гоулду, 6 января 1854, то Холмсу осталось еще немного до пятидесяти лет, его сложно назвать стариком. Никаких размолвок между ним и Уотсоном не заметно, их отношения в CREE – самые дружеские по сравнению со всеми остальными делами после новой женитьбы Уотсона, если она все-таки была (и если она была в конце 1902-го или в начале 1903-го), и высказывания Уотсона в начале EMPT из «настоящего» подтверждают, что все хорошо (Уотсон, помимо прочего, называет Холмса «замечательным человеком»). Но, однако, маловероятно, что Уотсон в тот момент вместе с Холмсом в Суссексе: ведь его медицинская карьера наконец-таки пошла в гору, а его возвращение в мир печати делает необходимыми частые встречи с издателями и не только. Так что Холмс едет в деревню один, но без явной обиды, обзаводится, как он позднее ее называет, «виллой» в Суссексе, пчелами и экономкой – имя которой может быть, а может и не быть Марта – а Уотсон остается в Лондоне, публикует EMPT в октябре, NORW [«Подрядчик из Норвуда»] в ноябре и DANC [«Пляшущие человечки»] в декабре (в двух последних я не могу найти никаких отсылок в будущее).
1904: SOLI [«Одинокая велосипедистка»] попадает в «Стрэнд» в январе. Уотсон упоминает, что Холмс был «чрезвычайно занятым» человеком в 1894-1901 гг., и это позволяет предположить, что практика обеднела в 1902-1903. Это могло сыграть роль в ранней отставке Холмса. Стоит упомянуть, что Майкрофту, который старше Холмса на семь лет, исполнилось 55 в 1901 или 1902 году, и он сам мог счесть это поводом для отставки. Может быть, у Холмса дела пошли хуже из-за отсутствия покровителя в правительстве?
PRIO [«Случай в интернате»] публикуется в феврале. Странная формулировка в начале: «Наша скромная сцена на Бейкер-стрит – место действия многих драматических эпизодов» [в оригинале глагол “we have had” вместо “we had” – может переводиться и в настоящем времени]. Наверно, это неважно, но может ли означать возвращение на Бейкер-стрит? Маловероятно, но возможно.
BLAC [«Черный Питер»] публикуется в марте. Длинное и интересное вступление, но никаких отсылок к пенсионной жизни.
CHAS [«Конец Чарльза Огастеса Милвертона»] в апреле! Опять ничего о жизни после 1903-го, но лично я не могу представить, чтобы Уотсон опубликовал CHAS, когда они с Холмсом в ссоре. Это просто не сходится, психологически неправдоподобно; столько привязанности и доверия.
SIXN [«Шесть Наполеонов»] публикуется в мае (Боже, это золотой век…); всё как и с CHAS. Никаких упоминаний о настоящем / будущем, но тон заставляет вообразить Х. и У. в хороших отношениях, во всяком случае, со стороны Уотсона.
3STU [«Три студента»] в июне. Ничего. Но это один из рассказов, где Уотсон сверхзаботлив, так что решение напечатать его, как кажется, показывает, что ему по-прежнему не все равно.
GOLD [«Пенсне в золотой оправе»] в июле. Единственное, что я нашла интересного: Уотсон называет расследования в 1894-м «наша работа», что лично мне говорит о ностальгии и симпатии. Но, может быть, я делаю из мухи слона.
MISS [«Пропавший регбист»] в августе. Никаких отсылок к будущему.
ABBE [«Убийство в Эбби-Грейндж»] в сентябре. Ничего; но это один из триумфов Холмса, и там есть эта потрясающая сцена с «английским судом присяжных», что должно, видимо, означать хорошие отношения между ними?
SECO [«Второе пятно»] в декабре. Наконец-то что-то определенное! Первое в печати упоминание Уотсоном об отставке Холмса. Уотсон начинает с того, что собирался закончить публикацию своих рассказов на ABBE, три месяца назад. Почему же, ведь мы знаем, у него их еще очень много? Уотсон говорит, что «мистер Холмс ни за что не хотел, чтобы в печати продолжали появляться рассказы о его приключениях». Мы можем установить, что Холмс и Уотсон, по крайней мере, достаточно регулярно общались за прошедший год. Однако, причина, на которую предположительно ссылается Холмс: «Пока он не отошел от дел, отчеты о его успехах представляли для него практический интерес; когда же он окончательно покинул Лондон… известность стала ему ненавистна», - совершенно бессмысленна, поскольку Уотсон стал снова печататься только после отставки Холмса. Как бы то ни было, отношения Холмса и Уотсона в настоящем, как мы можем понять из небольшого отрывка в начале SECO, очень похожи на прежние: Холмс «настоятельно потребовал», чтобы Уотсон его слушался, а Уотсон упрашивал, уговаривал и льстил и, в конечном счете, сделал по-своему – опубликовал SECO. Тот факт, что ему так хочется напечатать именно этот случай, опять же указывает на то, что и через расстояние общение (какой бы оно ни носило характер) в этот момент им хорошо удается.
1905-06: Никаких рассказов. Если была какая-то размолвка (а я, если честно, убеждена, что была), она, должно быть, произошла именно в этот момент. В чем дело, до конца не ясно. Если Уотсон женился в начале 1903-го, то брак, вероятно, окончился (либо они просто расстались) к сентябрю того же года, так что вряд ли жена Уотсона – причина этих проблем. Разве что, Уотсон с женой помирились? Оставил бы Уотсон Холмса одного так надолго только для того, чтобы посвятить себя медицинской карьере? Упрямство Холмса касательно дальнейшей публикации – угрожает ли оно их дружбе? Лично я убеждена, что из этого времени идут все проблемы, и именно в тот момент начинается самый серьезный Разрыв между ними.
1907: LION [«Львиная грива»] происходит в июле. Холмс очень определенно рассказывает, насколько все плохо: «В описываемый период милый Уотсон почти совершенно исчез с моего горизонта. Он лишь изредка навещал меня по воскресеньям». Здесь мы имеем первое точное свидетельство не только физического, но и эмоционального расстояния между ними. Тон Холмса ясно показывает, как ему не хватает Уотсона: «Эх, если бы он был рядом», «Мой дом стоит одиноко» и т.п. – хотя мы, по крайней мере, можем надеяться (и не без оснований), что это отражает состояние Холмса на момент расследования, а не в 1926 году, когда опубликован рассказ. Здесь перед нами мелькают два представителя суссекского пейзажа, которые могли иметь (а могли и не иметь) отношение к разрыву Холмса с Уотсоном: Гарольд Стэкхерст, спортсмен и «широко эрудированный ученый», и Мод Беллами, которую Холмс описывает, наверно, с большим восхищением, чем любую другую женщину в Каноне (включая «Эту Женщину»). Поскольку я отношусь к направлению «Холмс голубее, чем ясное небо, ну или, может быть, асексуален», я не склонна считать мисс Беллами возможным соперником доктора, и думаю, что для этого у нас достаточно оснований, поскольку Холмс и Уотсон уже начали отдаляться друг от друга до событий в LION, а Холмс знакомится с Мод только в середине рассказа. Что касается Стэкхерста: «С того времени, как я поселился на побережье, нас с ним связывали самые дружеские отношения, настолько близкие, что мы по вечерам заходили друг к другу, не нуждаясь в особом приглашении». Считать ли отношения Холмса и Уотсона платоническими или нет, можно представить, что Уотсон мог ревновать к Стэкхерсту, особенно если учитывать, что расстояние между Лондоном и Суссексом уже вносит разлад в их дружбу или любовь. Если и не считать нового соседа причиной всех проблем, он вряд ли способствует улучшению обстановки.
1908: WIST [«Происшествие в Вистерия-Лодж»] публикуется в двух частях в сентябрьском и октябрьском номерах «Стрэнда». Никаких отсылок к будущему, и случай не из самых теплых. Единственное, что можно установить из публикации этого конкретного рассказа – что в какой-то момент Уотсон связался с Холмсом, чтобы получить разрешение напечатать его.
BRUC [«Чертежи Брюса-Партингтона»] публикуется к декабре. Нет никаких указаний на что бы то ни было, помимо того, что, опять же, Уотсон получил разрешение Холмса. Но все же, это одно из их хороших дел вместе: доверие, как и в CHAS, и, безусловно, триумф Холмса. Может быть, Уотсон пытается растопить лед, выбирая такой приятный рассказ?
1909: Совсем ничего, и в такое время, когда отсутствие новостей не выглядит хорошей новостью. Возможно, конечно, что BRUC сработал, и их отношения потеплели. Это «потепление» могло начаться в декабре 1908-го (не раньше) и кончиться в декабре 1911-го (не позже). Ведь могло же?
1910: После двух лет молчания, первое дело, которое описывает Уотсон – это DEVI [«Дьяволова нога»]. DEVI! Если есть рассказ, который кричит «я хочу, чтобы ты помнил, как сильно ты меня любишь» - то это DEVI. И к тому же, Уотсон публикует его по собственному предложению Холмса (телеграмма: "Почему не написать о Корнуэльском ужасе - самом необычном случае в моей практике"; но сам факт телеграфного сообщения доказывает, к сожалению, что даже в середине этого трехгодичного затишья Уотсон не живет в Суссексе). Уотсон заявляет, что он «решительно не понимал, что воскресило в памяти Холмса это событие», но я позволю себе усомниться в этом XD Такой случай и в такое время – могут они означать, что всё и в самом деле становится лучше? Стиль Уотсона весьма лестный на протяжении всего рассказа; он начинает с обсуждения «удивительных событий и интересных воспоминаний, которые относятся к моей старинной и близкой дружбе с мистером Шерлоком Холмсом», переходит к утверждению «участие в некоторых его приключениях было [для меня] честью», и рассказывает драгоценную для любого слэшера историю, которую мы все знаем и любим, и заканчивает разговором о любви и мщении, заставляющем любого здравомыслящего человека вспомнить о 3GAB. Короче говоря, самый обнадеживающий взгляд на Холмса и Уотсона за полдесятилетия.
1911: Именно в это время, увы, рушатся все надежды.
REDC [«Алое кольцо»] публикуется в марте-апреле 1911, и не содержит никаких намеков на будущее. Это и не очень дружеское дело, если говорить о ребятах: между ними почти нет никаких отношений, не имеющих прямого касательства к расследованию. Но REDC еще отнюдь не так ужасен, как…
LADY [«Исчезновение леди Френсис Карфэкс»], опубликованное к декабре: Холмс со своими худшими оскорблениями и в не самой лучшей профессиональной форме. Загадка, как Уотсон вообще получил разрешению напечатать LADY; очень может быть, что он рванулся к издателю в приступе обиды, не спрашивая Холмса. Никаких явных упоминаний о пенсионном времени, но тон весьма определенный.
К этому времени Холмс, по-видимому, закончил писать свое "Практическое руководство по разведению пчел, а также некоторые
наблюдения над отделением пчелиной матки". «Стрэнд», без сомнения, продавался лучше, чем его шедевр, что вряд ли внушало Холмсу очень теплые чувства к старому другу. Никаких упоминаний о холмсовом учебнике по криминологии со времен его ухода на покой.
1912-13: Возможно, по причине размолвки с Уотсоном, после посещения министра иностранных дел и премьер-министра где-то в 1912-м году, Холмс позволяет уговорить себя принять двухгодичное секретное задание, и на свет появляется Алтамонт. Холмс отращивает козлиную бородку и смывается в Чикаго. Оттуда он двигается в Буффало, потом в Кантри Корк и со временем обратно в Англию (параллельно приобретая, по собственному мнению, довольно грязный лексикон и познания в автомобильной технике).
В это время Уотсон, может быть, обижаясь на полное отсутствие сообщений от Холмса все эти месяцы, публикует DYIN [«Шерлок Холмс при смерти»] в декабре 1913-го, единственно подходящее продолжение после LADY, если иметь в виду рассказы в стиле «Холмс – идиот». Помимо этой основной темы, стоит отметить только довольно грустную фразу Уотсона «те годы, когда я был с ним [рядом]» - это о времени, когда они жили на Бейкер-стрит. Замечание: прошедшее время при упоминании миссис Хадсон может указывать, что она уже умерла.
1914-15: Холмс, теперь принадлежащий к организации Фон Борка под именем Алтамонта, подрывает работу немецкой разведки в Англии. Холмс посылает Уотсону телеграмму с просьбой встретиться с ним в Харвиче на автомобиле 2-го августа. Уотсон обеими руками хватается за шанс снова увидеться с Холмсом, и позже говорит, что он «редко когда бывал так счастлив, как получив вашу телеграмму». Холмсу уже известно, что а) у Уотсона есть автомобиль, б) Уотсон «возвращается на прежнюю службу» - вероятно, военным врачом – так что он должен был получать известия об Уотсоне эти два шпионских года, хотя не напрямую от Уотсона. Это подтверждается и словами доктора: «До нас доходили слухи, что вы живете жизнью отшельника среди ваших пчел и книг на маленькой ферме в Суссексе». Тот крайне печальный факт, что Уотсон также был вынужден получать вести о Холмсе через третьи руки (не говоря уже о зловещем «мы», дающем возможность предположить, что в корне проблем была-таки некая миссис Уотсон), тоже вписывается в получившуюся картину их взаимоотношений. Холмс и Уотсон, бесспорно, не виделись несколько лет – Холмс прямо об этом говорит – но в результате все обиды позабыты, и весь рассказ они дружелюбны, и сердечны, и сжимают друг другу плечи, и «разговаривают по душам» [“intimate converse”], и вместе любуются лунной дорожкой на море, и ждут войну, которая вот-вот разразится.
Начиная со следующего месяца и до мая 1915-го, Уотсон публикует VALL [«Долина ужаса»]. Хотя повесть начинается с несколько удручающих реплик «Я склонен думать…» - «Думайте, думайте», эта история, если говорить об отношениях Холмса и Уотсона, носит довольно теплый характер, особенно чудесная сцена «не побоитесь ли вы спать рядом с лунатиком», так что ничто здесь не может указывать на какую-либо новую размолвку между ребятами. Публикация VALL в это время может указывать, что служба Уотсона проходит в пределах Англии (возможно, он работает добровольцем в лондонском госпитале, или что-то подобное), хотя всегда остается вероятность, что он присылает рукописи с фронта.
1916: Ничего. Без сомнения, напряженное время для всех наших знакомых - Первая мировая война в самом разгаре.
1917: LAST [«Его прощальный поклон»], рассказ и одноименный сборник, печатаются соответственно в сентябре и октябре (первый – отнюдь не обязательно при участии Уотсона и Холмса). К сборнику есть предисловие, из которого мы узнаем, что у Холмса бывают приступы ревматизма, что его ферма расположена в пяти милях от Истбурна, и что «он делит время между занятиями философией и сельским хозяйством». Раз Уотсон знает обо всем этом, значит, они с Холмсом снова общаются, и при этом (если мы не считаем, что Уотсон в это время на фронте) ничто в тексте, ни дух ни буква, не мешает нам думать, если хочется, что Уотсон и сам живет в Суссексе, начиная с любого момента после событий LAST.
1918: мирный договор подписан 11 ноября. Если во время войны Уотсон дрался на континенте, теперь ему открыт путь домой. В Суссекс, к Холмсу и пчелам. Нет, у меня нет никаких доказательств из текста, но ничто этому и не противоречит.
1919-20: Ничего. Холмсу и Уотсону явно есть чем заняться, наверстывая упущенное время.
1921: MAZA публикуется в октябре – неизвестно кем. Лично я предпочитаю кандидатуру Билли. Никаких отсылок в будущее.
1922: Уотсон публикует THOR [«Загадка Торского моста»] в феврале. Упоминается, что «курьерская сумка» [“dispatch box”???] Уотсона находится в лондонском банке, но самого доктора мы по-прежнему вольны представлять живущим в Суссексе. Мы также узнаем, что у Холмса теперь есть время на такие чудовищные, низкие поступки, как уничтожение заметок о неопубликованных расследованиях. Ужасно.
1923: CREE [«Человек на четвереньках»] печатается в январе. Уотсон сообщает, что «мы, наконец, получили разрешение» опубликовать эту историю. Ах, сколько счастья приносит одно коротенькое «мы»…
1924: SUSS [«Вампир в Суссексе»] печатается в январе. Дело о преданной любви и о том, как Холмс возится с малышами. Но ничего о будущем.
3GAR [«Три Гарридеба»] в «Collier's» в октябре, в «Стрэнде» в январе. Помимо всего прочего в этом рассказе, от чего так и тянет пуститься в пляс, там Уотсон описывает себя в настоящем времени как «партнера и доверенное лицо» Холмса, хвастается, как Холмс отказался от рыцарства, и рассказывает о привычке Холмса не вылезать из постели целыми днями (!), и все это в первых двух абзацах. Ясно, что у ребят все замечательно.
1925: ILLU [«Знатный клиент»] публикуется в феврале и марте, и, да, счастье не скудеет. Для него даже есть основания в тексте! ILLU начинается с упоминания, что Уотсон, в конце концов, получил разрешение напечатать его, уговаривая Холмса «в десятый раз за десять лет». Если Уотсон мог спокойно приставать к Холмсу с просьбами о публикации все эти десять лет, то вполне очевидно, что между ними все наладилось во время LAST или вскоре после него. Что касается настроения самого рассказа, то разве можно устоять перед таким началом собственно повествования, как «турецкая баня – наша с Холмсом слабость»? XD
1926: В этом году опубликованы три рассказа, начиная с 3GAB [«Происшествие на вилле «Три конька»] в октябре. В нем нет ничего для нас особенно примечательного; как уже было сказано выше, настроение там немного неловкое, но в целом Холмс и Уотсон довольно близки. Ничего о будущем.
Дальше, в ноябре, Холмс впервые пробует себя в качестве писателя в BLAN [«Человек с белым лицом»], который весь усеян очаровательными отступлениями, и одно из самых чудесных из них: «он [Уотсон] обладает присущими только ему особенностями, о которых обычно умалчивает, когда с неумеренным пылом описывает мои таланты». Ыыыы! Эм, ну да, здесь видим еще одно подтверждение (как будто и так было мало), что Холмс и Уотсон сейчас – лучшие друзья: «Вот уже сколько времени он уговаривает меня описать одно из моих дел», например, откуда следует, что они «уже сколько времени» очень близки.
А дальше – LION [«Львиная грива»] в декабре, который, если честно, меня пугает до смерти. Все эти разговоры об одиночестве (см. 1907 год) еще можно понять, и если Холмс пишет при хороших отношениях в настоящем, как бы «знаешь, как я тогда по тебе скучал?» Но есть одно предложение в настоящем времени: «И в моем маленьком владении хозяйничаем только я с моей экономкой да пчелы», - которое губит все мои счастливые теории. Я стараюсь уговорить себя, что Холмс вряд ли счел бы разумным упоминать, что Уотсон теперь живет с ним, и чаще всего мне это удается. Но не могу не упомянуть этого из интеллектуальной честности.
1927: Последние три рассказа, все - авторства Уотсона, появляются в этом году. RETI [«Москательщик на покое»] публикуется в январе, но не содержит никаких упоминаний о суссекских временах. Холмс, правда, называет там Уотсона «неоценимым».
VEIL [«Дело необычной квартирантки»] в феврале. Холмс и Уотсон, как бы то ни было, оба живы и общаются: «мистер Холмс уполномочил» Уотсона пригрозить кому-то, замешанному в деле о «политическом деятеле, маяке и дрессированном баклане». И то, как Уотсон говорит о «ежегодных хрониках» их расследований, которые мне кажутся синонимом каталога Холмса, поддерживает предположение, что доктор живет в Суссексе.
И последнее по счету, но не по значению, SHOS [«Загадка поместья Шоскомб»], март 1927-го, не содержит никаких намеков на последующие годы.
*******************************
ИТАК, общая картина мне видится следующим образом: Холмс удаляется от дел в конце сентября 1903-го, по не слишком ясным причинам, которые, если начистоту, могут иметь отношение к закату его карьеры; мы знаем из NORW [«Подрядчик из Норвуда»], что Холмс полагает, что «чувство меры - качество, необходимое истинному художнику», и слова Уотсона в SOLI [«Одинокая велосипедистка»] вроде бы подтверждают, что с началом нового века дела пошли хуже. Кажется несомненным, что Уотсон остается в Лондоне, во всяком случае, на первых порах. На первом году после их расставания, пока печатаются рассказы из «Возвращения», все между ними кажется спокойным, но где-то между декабрем 1904-го и июлем 1907-го – об этом периоде мы не слышим почти ни одного словечка – что-то пошло не так, и Уотсон «почти исчез с [моего] горизонта» [LION «Львиная грива»]. Дальше могло быть (а могло и не быть) время получше, начинаясь не раньше 1908-го и оканчиваясь не позже середины 1911-го, но и за, и против этого почти нет доказательств; лучшим аргументом «за» является публикация Уотсоном BRUC [«Чертежи Брюса-Партингтона»] и DEVI [«Дьяволова нога»], настроение в них обоих вполне теплое. В любом случае, к декабрю 1911-го тучи опять застилают горизонт. Это подводит нас к расставанию минимум на два года на время миссии Алтамонта, и в этот период Холмс и Уотсон не видятся и, очевидно, не общаются никаким иным способом, хотя оба получают вести друг о друге от неизвестных третьих лиц. Но, однако, в LAST [«Его прощальный поклон»] разрыв наконец-то исцелен, и нет причин полагать, что когда-нибудь он произойдет снова. Мы знаем из предисловия к сборнику LAST, что Холмс вернулся в Суссекс после событий одноименного рассказа. Однако нет никаких указаний, где Уотсон живет после этого, кроме, признаемся, расплывчатого упоминания «ежегодных хроник» в VEIL [«Дело необычной квартирантки»], так что где все это время проводит Уотсон - на фронте или в Лондоне или в Суссексе – каждый волен решать сам. Их отношения, бесспорно, очень близкие после 1914-го, и, как кажется, остаются теплыми все дальнейшие годы.
В комментариях к этому анализу были высказаны тоже довольно любопытные мнения, я решила перевести самые интересные рассуждения.
Rabidsamfan:
Лично моя теория насчет «пенсии» Холмса: что он в конце концов доигрался со своим здоровьем, а Уотсону надоело приставать к нему со своими советами, и он занялся практикой, чтобы доказать: черт возьми, я хороший доктор. Что какая-то жена была – в этом мы можем верить Холмсу, но была ли это жена Уотсона - я отнюдь не уверена.
Janeturenne:
Мне нравится идея, что у Холмса были проблемы со здоровьем, и я уверена, что Уотсон остался в Лондоне частично потому, что хотел доказать, что он может жить сам по себе, а не только в тени Холмса. Что касается жены… я сначала пыталась целиком отрицать эту возможность, но сейчас склоняюсь к тому, что она все-таки была, но промелькнула и снова исчезла с горизонта очень быстро: они поженились в самом конце 1902-го, а к лету или ранней осени 1903-го все закончилось (так или иначе). По тексту мне это видится наиболее правдоподобным, но по поводу психологии я в недоумении.
Rabidsamfan:
Как я уже сказала, мне кажется, Уотсон разобиделся и завел интрижку. Но разошлись они даже не из-за жены, а из-за какого-то кризиса в отношениях с Холмсом. В конце концов, ведь даже когда он был женат на Мэри, он продолжал заходить на Бейкер-стрит.
У меня, на самом деле, довольно мрачная теория по поводу LION [«Львиная грива»]. Я думаю, Холмс писал, что живет один в доме, потому, что Уотсон умер, либо лежал в больнице, откуда уже не вернулся. Последние три рассказа были написаны раньше, и Холмс послал их в «Стрэнд», только когда понял, что Уотсон уже не сможет этого сделать.
Rabidsamfan:
Может быть, со Стэкхерстом Холмс пытался доказать себе, и заодно Уотсону, что он и сам может взять и завести роман. Отсюда несколько лет раздражения и прощупывания почвы.
Но после войны, я думаю, она все изменила. Так много людей погибло, и в сражениях, и в эпидемии 1918-го, что, мне кажется, они оба решили, что не хотят больше терять время впустую.
Daylyn:
Ладно, у меня сейчас такая теория, что Уотсон действительно женился еще раз, чтобы отвести подозрения от их отношений с Холмсом. К началу нового столетия детективы – друзья Холмса из Скотленд-Ярда стали уходить в отставку, новые люди получали повышения в должности и были менее склонны выслушивать «этого старика» Холмса. Я думаю, Холмс или Уотсон где-то проговорились, и их жизнь приняла неприятный оборот, они боятся, что какой-нибудь чересчур усердный новичок слишком бурно отреагирует и начнет задавать очень неудобные вопросы.
Так, и еще я считаю, что Холмс отнюдь не обрадован решением Уотсона снова жениться (и вернуться к медицинской практике), даже если это ради их безопасности. Я думаю, Холмс еще какое-то время продолжает работать, но он стареет, у него не та реакция, как ему кажется, что была когда-то, и преступники становятся опаснее (3GAR). И, к тому же, он не может вытерпеть женитьбу Уотсона, и вид их пустых комнат на Бейкер-стрит каждый день гложет его понемножку.
Холмс уходит от дел и переезжает в Суссекс. Уотсон сразу же начинает печатать свои рассказы, потому что он всегда тоскует без Холмса. Я совершенно согласна, что у них есть хорошие и плохие моменты в отношениях за весь следующий период.
Я думаю, Уотсон навещает его иногда, Холмс пытается заставить его ревновать к своему новому суссекскому другу, и они оба боятся подозрений. Несколько напряженных лет проходит таким образом, и Холмс начинает свою работу шпионом. Я думаю, у них время от времени продолжается связь, но оба нервничают, и им это не приносит радости.
Начинается Первая мировая, Уотсон возвращается на службу (я считаю, что его часть размещена в госпитале Королевы Виктории в Нетли [Royal Victoria Hospital in Netley], потому что мне безумно нравится симметрия: он и начинает, и заканчивает там свою военную карьеру). Холмс работает шпионом все это время (британская разведка – или как она тогда называлась – многократно разрастается за время войны). Я думаю, Майкрофт тоже участвует в шпионаже (может быть, как глава сети или, во всяком случае, как человек наверху, который разбирает всю полученную информацию).
Так, и моя личная теория заключается в том, что во время войны жена Уотсона уезжает к своей сестре в Америку, встречает мясника в Нью-Джерси, влюбляется и посылает Уотсону уведомление о разводе (я слышала что-то насчет того, что в западных Штатах было очень просто развестись тогда…). Ну да, я знаю, что у меня нет абсолютно никаких обоснований для этой теории. Но она мне нравится.
После войны Уотсон возвращается в Лондон, Холмс – в Суссекс, но через несколько месяцев Уотсон снова съезжается с Холмсом, выходит на пенсию и
Во время LION Холмс обиженный и злой, потому что Уотсон уехал, чтобы навестить старого армейского товарища (которому, наверное, стало плохо).
А потом они живут долго и счастливо… только немножко ругаются иногда.
Э-э… ага, я знаю, что у меня нет никаких доказательств для всего этого. Но это не мешает мне
Janeturenne:
Что касается жены Уотсона, я не могу решить: то ли я считаю, что она была значительно моложе него и сбежала с другим (скорее всего, по расчету Уотсона), то ли она умерла при родах. То ли она совсем не существовала. Зависит от того, с какой ноги я встану с утра.
Blackletter:
Я перечитывала этот пост, и мне в голову пришла такая сумасшедшая мысль: когда Холмс говорит «housekeeper» [экономка, но не подразумевается пол] – это иносказательно «Уотсон». Потому что Холмсу наплевать, даже если в доме полный бардак.
Может быть, это даже ирония. «Старая экономка», где «старый» = «рядом со мной уже очень давно», как старый друг, а «housekeeper» [досл. сторож, хранитель дома], house = home = Holmes, значит, «хранитель Холмса». А кого еще Холмс будет называть своим старым хранителем, кроме своего друга, компаньона, доктора, биографа и партнера – Уотсона?
Puokki:
Если говорить о DEVI, я всегда думала, что телеграмма «почему не написать о Корнуэльском ужасе - самом необычном случае в моей практике» на самом деле значит «он заговорил об этом за завтраком», а «решительно не понимаю, что воскресило в его памяти это событие» значит, что Уотсон несколько часов изводил Холмса, не почувствовал ли тот (очень запоздалого) последействия от radix pedis diaboli. Единственное, что смущает меня, почему Холмс говорит «в моей практике», а не в «нашей», как следовало бы ожидать, если у них сплошная дружба.
Но если быть реалистичной (странное желание при разговоре о вымысле), я думаю, что их отношения были очень неровными. Сначала размолвка при первой женитьбе, которая могла привести, пусть не она одна, но все же, к рейхенбахскому провалу. Потом Холмс вернулся и они просто счастливы, что у них есть второй шанс (Мэри совершенно забыта). Их медовый месяц длится несколько лет. Потом они начинают вспоминать, в чем были проблемы, и Уотсон переезжает, опять пытаясь жить самостоятельно, а не в тени Холмса. Может быть, это включает и вторую женитьбу, но я думаю, она была очень непродолжительной, и они оба поженились очень поспешно, оба искали того, что другой дать не мог. Потом Уотсон посвящает себя медицинской практике.
Холмс и Уотсон начинают скучать друг о друге, но довольствуются редкими встречами и телеграммами (свидания всегда очень неловкие, но заканчиваются очень по-дружески, а потом Уотсон возвращается домой и вспоминает, какой сволочью может быть Холмс). Наверное, оба пытаются все это исправить, но, так или иначе, ничего не происходит, и, как ты и говоришь, время от времени у них бывают и хорошие, и плохие моменты. Потом приходит Первая мировая, и Холмс отправляется шпионить, не сказав ни слова, а Уотсон сердится, что он ничего не отвечает, и обижается, и не дает себе труда постараться что-нибудь про него разузнать. Потом Холмс возвращается домой, и Уотсон кричит «где же ты был все это время», и все становится на свои места, и они счастливо живут в Суссексе и умирают в один день.