воскресенье, 23 августа 2009
Уже заканчивается лето. А для меня оно пролетело, как одно мгновение. В основном, в компании никогда не существовавших людей. «Так пойди-ка, попляши», - скоро нужно возвращаться в реальную жизнь. Впрочем, ведь и в ней можно читать стихи.
«Как всё в этом мире похоже – и на Новодевичьем тоже такие же розы, как тут». В Белгороде один хороший друг принес дедушке букет роз, которые он с женой выращивает в своем саду. Я вообще-то не люблю розы – роскошные, покупные – но те цветы были удивительные. Махровые, наверно. Не гордые, легкие и очень красивые. Такие же, как в гранадовском «Морском договоре».
Я стала пересказывать маме Тот Самый Монолог и уайльдовское эссе о Шекспире («Портрет мистера У.Х.»). По-моему, она что-то подозревает
Во всяком случае, на Уайльда реагирует довольно нервно))
А вернувшись, я перерыла старые записи и вспомнила свои любимые шекспировские сонеты. Причем переводы почему-то гораздо сильнее «цепляют», чем оригинал, хотя с языком я довольно-таки неплохо разобралась. А еще… я очень люблю Юрия Левитанского. Но те его стихи, которые, как кажется, никто не замечает. В этом посте всё, что не Шекспир – то он.
Стихи и цитаты. Чтобы не потерять.
(76)
Я о любви моей пишу опять,
Опять в мечтах кружится голова,
И вновь в стихах я буду повторять
Простые, но заветные слова.
Ведь солнце, что у нас над головой,
Прекрасно, хоть не блещет новизной.
(вольный, но неповторимо чудесный перевод А. Кузнецова)
Помимо захватывающей искренности – истинная апология сиюминутности, смертности. Словами Евгения Шварца: «Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придет конец. Слава безумцам, которые живут себе, как будто они бессмертны».
In fact, the better part of my “Two Diary Pages” (of the Second Page, at least) was devoted to the same simile: sun and love both so old and so breathtakingly, wonderfully novel. Alas, Shakespeare knew it all centuries ago.
Время – очень страшная вещь. Оно слишком часто оказывается сильнее и задувает огонь, который, казалось, только что горел в сердце. «Старосветские помещики». Но Шекспир имел смелость написать:
(56)
Как ни обильны яства и питье,
Нельзя навек насытиться однажды.
(Маршак)
Вопреки времени, вопреки отчаянию жизни – каждую весну растет трава. И люди живут как в первый раз на земле. “Let them believe their invincible love” (Daniel Lavoie; а вообще – “Ils s’aiment”).
Но если время не победит тебя живым, оно убьет тебя. “Ephemeres / Pour enfin n’etre dans ces deserts / Plus qu’un grain de poussiere” – «Эфемерны / Чтоб в конце концов в этой пустыне / Стать не больше, чем зернышком пыли» (мюзикл “Le Petit Prince” – «Маленький принц»). Но и на это есть ответ.
Падают листья осеннего сада,
в землю ложится зерно.
Что преходяще, а что остается –
знать никому не дано.
Беглый мазок на холсте безымянном,
вязи старинной строка.
Что остается, а что преходяще –
тайна сия велика.
Пламя погаснет, и высохнет русло,
наземь падут дерева.
Эта простая и мудрая тайна
вечно пребудет жива.
Так отчего так победно и громко
где-то над талой водой –
все остается! все остается! –
голос поет молодой?
И отчего так легко и звеняще
в гуще сплетенных ветвей –
непреходяще! непреходяще! –
юный твердит соловей?
Вместо эпилога
А что же будет дальше, что же дальше,
уже за той чертой, за тем порогом?
А дальше будет фабула иная
и новым завершиться эпилогом.
И, не чураясь фабулы вчерашней,
пока другая наново творится,
неповторимость этого мгновенья
в каком-то новом лике повторится.
И станет совершенно очевидным,
пока торится новая дорога,
что в эпилоге были уже зерна
и нового начала и пролога.
И снова будет дождь бродить по саду,
и будет пахнуть сад светло и влажно.
А будет это с нами иль не с нами –
по существу, не так уж это важно.
И кто-то вскрикнет: – Нет, не уезжайте!
Я пропаду! Пущусь за вами следом!.. –
А будет это с нами иль с другими –
в конечном счете, суть уже не в этом.
И кто-то от обиды задохнется,
и кто-то от восторга онемеет…
А будет это с нами или с кем-то –
в конце концов, значенья не имеет.
Это оправдание. Ощущение причастности к чему-то гораздо более существенному, чем отдельная маленькая жизнь. Это позволение жить и самой своей жизнью воплощать высокое. Как бы идеал ни был прекрасен, его не существует, если он не облечен в плоть земных людей.
Освобождение от азарта, честолюбия, претензий на уникальность. Мы все – одно. All flesh is grass. Мы можем потеряться в огромном мире. Но любовь к жизни (а может быть, просто любовь) служит путеводной нитью.
Что касается азарта – сложно отречься от него. Но возможно:
(29)
Когда людьми и счастьем обойден,
Не знаю я, что делать мне с собой –
В глухое небо тщетно рвется стон,
И горько плачу над своей судьбой.
Я завистью нещадною томим
К чужой надежде, участи, друзьям,
К уму, таланту, доблестям чужим,
Себя за это презирая сам.
Но стоит мне лишь вспомнить о тебе –
С земли угрюмой сердцем я взлечу
Навстречу солнцу, благостной судьбе,
Как жаворонок, к светлому лучу.
Твоей любви, моей мечты о ней
Я не отдам за троны всех царей.
(Финкель)
@темы:
поэзия
-
-
23.08.2009 в 23:08- это прекрасно.
И очень хороший Левитанский.
-
-
24.08.2009 в 14:32Люди должны читать Левитанского!)
-
-
02.01.2011 в 10:51(слова и перевод)
"А будет это с нами или с кем-то - в конце концов, значенья не имеет."